«Адская смесь розовых очков и неоправданных страхов»

Про то, что приемные дети отличаются от своерожденных

Если бы приемные дети не отличались от своерожденных или, например, отличались в каких-то незначительных деталях, городить огород со Школой приемных родителей было бы не нужно, все бы шло своим чередом. Но это не так. Приемный ребенок принципиально отличается от ребенка, растущего в семье. Любой и всегда.

Человек «со стороны», человек «не в теме» не понимает не только детей из сиротской системы, но и своих реакций на них. Взрослые люди вдруг обнаруживают, что маленькие дети способны «вытащить» из них такой уровень неприятия, раздражения, агрессии и еще много чего, что пугаются сами себя. И если при выстраивании отношений с собственным ребенком, принесенным из роддома в беленьком кулечке, зачастую спасает родительская интуиция, то в ситуации с ребенком приемным она «молчит» или «сбоит». Как правило, те трактовки, которые придумывают приемные родители, очень далеки от реального положения дел.

Главное: все дети-сироты пережили очень сильный травмирующий опыт потери семьи. Кто-то с рождения оказался в сиротской системе и вообще не знает, что такое мама и папа, кто-то прожил в неблагополучной семье начало жизни, а у кого-то семья сначала была вполне нормальной, а потом «сломалась». Но травму потери получил каждый, без исключений. Эта травма может быть ребенком не осознана (например, он не помнит биологических родителей и даже сиротское учреждение), но она все равно есть.

Кроме того, дети из сиротской системы не однажды переживали обман со стороны взрослых при формировании привязанности и любви. И это тоже происходит с каждым ребенком: если он в системе с рождения, то после роддома ребенок оказывается в больнице, потом – в доме ребенка, потом его переводят в детский дом для более старших детей. И каждый раз он ищет в медсестрах, нянечках или воспитателях маму и папу – и, конечно, не находит. Ему не к кому привязываться, некого любить. И его тоже никто не любит. То же самое, но с вариациями происходит и у детей, потерявших семью в более позднем возрасте.

При этом все взрослые осознают, что если, например, муж бросает любящую жену, то жена переживает трагедию. Или муж погибает – тоже все понятно. Но по отношению к маленьким детям мы этого понимания почему-то лишены: нам кажется, что им одинаково и с одной ласковой и доброй воспитательницей, и с другой. Тогда как для ребенка травма привязанности гораздо более тяжела, чем для взрослого. По большому счету, для ребенка наличие взрослого, с которым выстроены отношения привязанности, – это фактор выживания, а для взрослого вопрос все-таки так не стоит.

На эти специфические травмы детей-сирот накладываются еще и индивидуальные их особенности, которые есть у каждого, и все вместе дает очень своеобразные поведенческие результаты и непременно – задержку в развитии. Ребенку в сиротской системе развиваться некогда, он выживает.

Про то, что ждет приемного родителя

Обычный человек и сироту представляет себе вполне обычно, для большинства это образ из книжек Диккенса: голодный и несчастный ребятенок ждет маму, и момент, когда она появляется и забирает его «с собой» – это финал, это счастье, это сбывшиеся мечты, это слезы благодарности.

На деле все случается иначе: ребенок не благодарен приемным родителям, он им не доверяет, ведь весь его предыдущий опыт говорит о том, что доверять взрослым опасно. Почему вдруг сейчас все должно пойти иначе?

И приемный родитель фактически занимается «сменой картины мира» вручную. Работа долгая, сложная и требующая «тонкой настройки».

Про обычные ожидания и неправильные страхи

Со страхами и ожиданиями будущих приемных родителей ситуация очень забавная. Когда человек приходит в ШПР, у него в голове смесь «розовых очков» и каких-то жутких ужасов, которые ему снятся в страшных снах. И как правило, ужасы совсем не такие ужасные на самом деле.

Больше всего боятся, конечно, пресловутых генов. Тут – целый букет стереотипов. «Яблоко от яблони…», «сколько волка ни корми…», «от осинки апельсинки…».

Второй по значимости – это страх болезней. Многие боятся вич-положительных детей, ничего не зная о вич. Многие очень сильно боятся психиатрии и видят ее буквально в каждом повороте головы ребенка.

И очень-очень мало таких, кто готов брать практически любого ребенка. Кто осознает, что его ресурса (и человеческого, и финансового) хватит на все. Но и такие люди тоже, к счастью, есть.

В сущности, ожидания приемных родителей ничем не отличаются от ожиданий родителей биологических. Все хотят, чтобы ребенок был здоров, чтобы он любил маму с папой, чтобы он был успешен и социально адаптирован. Обычные, совершенно не стыдные желания.

Только путь к их исполнению у биологических родителей и у приемных очень разный.

Про то, как учат в Школе

Сейчас работа Школы приемных родителей вообще-то регламентирована законом. Прописана не просто необходимость ее закончить, а то, как и по какой программе должны быть организованы занятия. Закон ограничивает лекционные часы в курсе ШПР, обязывает использовать интерактивные инструменты и даже проводить финальные собеседования.

Но на практике все выглядит совсем иначе. Даже в Москве, где ситуация более или менее приличная, есть и полностью лекционные курсы и даже заочная форма обучения. А уж в регионах набор «отклонений» вообще впечатляет. Где-то ШПР нет вообще, и об этом спокойно говорят работники опеки. Где-то будущим родителям выдают маленькую брошюрку, а с ней – свидетельство об окончании ШПР. Где-то обещают набрать группу через полгода, и тогда непременно позвонить всем желающим. Ни о каком качественном обучении, конечно, речи пока нет.

В нашей Школе все организовано так, чтобы занятия были действительно реальной помощью родителям. У нас всего две лекции, остальные занятия – это полный спектр доступных сегодня интерактивных методик, в том числе ролевые игры, управляемые фантазии, работы в мини-группах. Мы даем будущим родителям возможность самим прочувствовать, что происходит с ребенком в сиротской системе, что испытывает ребенок при потере родителей.

Важная часть нашей работы – это анализ мотивации. При этом мы не анализируем наших учеников и их мотивы, мы позволяем людям самим узнать о сильных и слабых сторонах той или иной мотивации и понять, что происходит именно с ними. Такой подход позволяет не оценивать, правильная ли и достаточно благородная мотивация у обучающегося, а помочь ему осознать собственные риски и ресурсы, которые будут реализованы при принятии ребенка в семью. Это не оценочная, а именно аналитическая работа.

Про то, что такое хорошо

Мы не измеряем наш результат в количественных показателях. То есть мы не стремимся к тому, чтобы каждый слушатель ШПР взял ребенка (хотя, безусловно, это было бы прекрасно!). Наша задача – это осознанное родительство или же осознанный отказ.

В процессе обучения мы предоставляем человеку все возможности оценить свои силы, свои ресурсы и свои риски. И если он приходит к выводу, что ребенка пока взять не готов, – это тоже результат. Часто такие люди, например, становятся волонтерами в детских домах или в благотворительных организациях. Они агитируют других, рассказывают всем своим знакомым и друзьям об усыновлении. И да, это хороший результат.

У нас бывают и прямо противоположные ситуации, ведь в процессе обучения меняется очень многое. Первоначальные представления об усыновлении, как правило, не проживают и первых двух занятий. И, например, женщина под сорок лет, которая раньше не имела детей и мечтала о голубоглазой маленькой девочке-ангелочке, в итоге идет и забирает 12-летнего мальчика. Или семейная пара, тоже мечтавшая о девочке, сейчас вот летит в далекую даль за двумя мальчиками. И это тоже результат.

И про то, что такое плохо

Идея о том, что каждый будущий приемный родитель должен закончить ШПР, прекрасная и правильная. Так и должно быть. И хорошо, что тем или иным путем, но мы все-таки к этому идем.

Но все-таки есть в нашей системе и серьезный изъян: даже с качественной подготовкой в ШПР она похожа на магазин детей. Все «заточено» на взрослых: они решают, они выбирают, они отказываются или подписывают согласие. И это неправильно.

В идеале нужна единая служба, которая бы все знала и про детей, и про родителей. И занималась бы осознанным подбором семьи для ребенка и ребенка для семьи. Оценивала бы ресурсы и слабые места взрослых и находила бы детей, проблемы которых для этой конкретной семьи посильны.

Пока самое большое, что делается в этом направлении – это сотрудничество отдельных ШПР с отдельными детскими домами или волонтерскими организациями, которые много общаются с конкретными детьми и могут про них рассказать будущим родителям. Это, конечно, далеко от идеала, но это максимум, что можно сделать сейчас.

Про то, что происходит потом

После окончания нашей Школы приемных родителей наши выпускники могут обращаться к нам за советом, поддержкой, за любыми рекомендациями, и, как правило, все они такую связь поддерживают. Мы всегда идем всем навстречу и очень рады, когда оказываемся полезными. Но вот систему обзвонов или чего-то подобного мы не стремимся ввести: все-таки человек должен осознавать, что ему нужна помощь – тогда и помощь будет полезна.